Проф. А.В. Иванов Живая Этика как метазнание
Профессор А.В. Иванов Живая Этика как метазнание  

Понятие метазнания


В современной научной литера туре греческая приставка «ме­та» указывает, во-первых, на та­кую систему знаний, которая слу­жит для исследования и описания менее общих систем знания (от­сюда и термины «метатеория», «метаязык»), и, во-вторых, под­черкивает философскую фунда­ментальность понимания предме­та, превосходящую научно-экспе­риментальный уровень его освое­ния. Для фиксации этого второго смысла в философии традицион­но используется термин «метафи­зика» (букв. «то, что идет после физики»), который был введен в научный оборот Андроником Ро­досским при систематизации про­изведений Аристотеля. Под мета­физикой с тех пор понимают фи­лософское учение о первоосновах сущего, составляющее ядро лю­бой философской системы, во­круг которого разворачиваются все другие ее разделы (этика, эсте­тика, философия науки, социаль­ная философия, философия рели­гии и т.д.).
Таким образом, в гносеоло­гическом плане приставка «мета» указывает на более «высокую» познавательную точку зрения, откуда целостно обозревается и систематизируется существую­щее знание; а в онтологическом плане — на большую глубину и основательность постижения са­мого исследуемого предмета.
С обеих вышеуказанных по­зиций Живая Этика с полным правом может претендовать на
статус синтетического метазна­ния в рамках современной куль­туры.
Так, в гносеологическом пла­не она дает ключ к целостной и непротиворечивой интерпрета­ции выдающихся духовных уче­ний прошлого, не противопостав­ляя их друг другу, а рассматривая в качестве исторических ступе­ней кристаллизации единой ис­тины, имеющих общий духов­ный источник. В разные эпохи разные грани истины выступают на первый план в зависимости от уровня развития сознания чело­века и его культуры. Учение поз­воляет увидеть единый Кристалл Вселенской Истины во всем исто­рическом и культурном богатстве его граней.
Относительно современного — в значительной степени кризис­ного — состояния знания Живая Этика ориентирует на взаимоува­жительный диалог религии, на­уки, искусства и философии, об­разующих взаимодополнитель­ные ракурсы постижения бытия. Их нельзя противопоставлять друг другу, поскольку они осно­ваны на действии различных по­знавательных способностей и сфер сознания, лишь во взаимо­действии обеспечивающих гар­моничное бытие и познание че­ловека.
Наконец, Живая Этика дели­катно и ненавязчиво проявляет контуры грядущего единого зна­ния, связанного с приобщением к мощнейшим энергиям Космоса, неотрывным от человека, провозвествуя о неизбежном антропокосмическом повороте в судь­бе земной культуры. Не столько в физический Космос должна уст­ремляться пытливая мысль чело­века, сколько в его, человека, соб­ственные бесконечные глубины. В этом плане Учение предсказы­вает переоткрытие многих древ­них знаний о мире и человеке экспериментальными и теорети­ческими средствами современ­ной науки.
В онтологическом плане Живая Этика проявляет свой метапознавательный потенциал, акцентируя внимание ученых, философов и последователей внерациональных путей позна­ния (деятелей религии и искусст­ва) на краеугольном понятии психической энергии как подлин­ной субстанции (порождающей основы) мироздания, неотдели­мой от сознания человека и его творящей мысли. Эта энергия, предстающая в исключительно разнообразных формах, будет рано или поздно обнаружена во всех явлениях и процессах окру­жающего мира, и именно от со­знательного овладения ею будет зависеть как прогресс самого че­ловека (преображение его духа и плоти), так и гармоничная эво­люция окружающего его при­родного мира.
Предсказательный и объяс­нительный синтетический потен­циал Живой Этики как метазна­ния проявляется не только отно­сительно всей духовной культу­ры человечества в целом, но и от­носительно каждой из ее основ­ных сфер в отдельности.
Живая Этика и религия
Живая Этика возвращает че­ловека к аутентичному по­ниманию сущности религии как «связи с высшим» (от лат. religare — связь), где важнейшим органом познания и приобщения к духов­ной Иерархии Космоса выступает сердце человеческое. В очищении и просветлении разума сердца ус­матривали сущность религии все крупнейшие религиозные деятели человечества, ведь именно чистое сердце возносит человеческий дух в высшие миры и дает возможность созерцать потаенные устои бытия. «Блаженны чистые серд­цем, ибо они Бога узрят» — Живая Этика последовательно проясняет и обосновывает эту универсаль­ную максиму Христа из Нагорной проповеди, где схвачена самая суть религиозного опыта. В таком вни­мании к сердцу человеческому, как к онтологическому центру лично­сти и путеводителю духа по запо­ведным тропам мироздания, Жи­вая Этика предстает органическим продолжением отечественной «ме­тафизики сердца», представленной целым соцветием блестящих рус­ских религиозных мыслителей — А.С. Хомякова и П.Д. Юркевича, П.А. Флоренского и И.А. Ильина, Л.П. Вышеславцева и С.Л. Франка, М.М. Тареева и епископа Луки Войно-Ясенецкого.
Живой Этике принадлежит и лучшее, на наш взгляд, определе­ние религиозной веры, вовсе не противопоставляющее ее разуму, а, напротив, подчеркивающее роль активного и творчески кри­тического познавательного отно­шения к предмету верования. «Нельзя верить лишь уверениям. Вера есть осознание истины, ис­пытанной огнем сердца».
Наконец, Учение подчерки­вает роль практического вопло­щения религиозных истин в лич­ном жизненном пути человека. Истины религии, особенно исти­ны этического порядка, не могут быть абстрактными. Они должны быть конкретно и непосредствен­но явлены в личном облике, «ибо вера без дел мертва есть». Небес­ные Откровения всех мировых религий были подкреплены зем­ным праведным бытием их про­возвестников — будь то Будда, Христос, Моисей или Зороастр. Без этого ни одна мировая рели­гия, ни одно авторитетное духов­ное учение никогда не завоевали бы стольких сторонников и не удержались бы в веках. Знамени­тая фраза Христа из Евангелия от Иоанна «Я победил мир» как раз и нацеливает прежде всего на пре­ображение собственной души, на победу над собственными недо­статками, телесными страстями и ветхими предрассудками. Лишь победивший себя получает гор­нее право властвовать на Земле и учить других. В этом суть Учи­тельства. Истинный религиозный водитель всегда жизнью под­тверждает то, что несет в своей проповеди. Чем выше стоит он на лестнице духовного восхожде­ния, тем больший образец служе­ния общему благу, самопожерт­вования и сердечности являет он для тех, кто идет за ним следом. На этом принципе все возрастаю­щей сложности и ответственнос­ти служения высшему зиждется вся Иерархия Космоса и проявля­ется истинность любого религи­озного верования.
Соответственно, по-настоя­щему религиозным человека не делают ни механическое — пусть даже искреннее и регулярное —исполнение церковных обрядов;
ни твердость в защите догмати­ческих определений, наподобие знаменитого лозунга Тертуллиана «верую, потому что абсурд­но», ни социальная принадлеж­ность к религиозной общине. Все это не более чем внешняя рели­гиозность: зачастую лишь фор­ма, лишившаяся содержания, ма­гический культ, утративший ду­ховное и по-настоящему куль­турное измерение, мехи, откуда вылили доброе вино. В поощре­нии и пропаганде именно этой — внешнеобрядовой — стороны ре­лигии состоит, по мнению Жи­вой Этики, главный грех и сла­бость современной церкви, утра­тившей подлинную духовную силу и подлинное религиозное бесстрашие, а потому вынужден­ной защищать свою «норму ве­ры» (как принято ныне говорить в церковных кругах) мирскими и часто, увы, насильственными средствами. Отсюда и тенденция превращения церкви в сугубо идеологический социальный ин­ститут, и ее смирение с любой, в том числе и самой непотребной, формой земной власти. За при­мерами далеко ходить не надо — ими полна наша недавняя рос­сийская история.
Вопреки всей этой псевдоре­лигиозности и псевдоцерковнос­ти, Живая Этика вскрывает и ут­верждает универсальные атрибу­ты религиозного опыта, присутст­вующие во всех религиозных сис­темах, независимо от их догмати­ческого содержания:
— признание наличия духов­ной Иерархии в Космосе и воз­можности бесконечного личного совершенствования;
— понимание особой роли сердца, как органа связи с этой Иерархией и важнейшего средства религиозного понимания мира;
— уверенность в том, что подлинная вера не противоречит научному разуму и теоретическо­му доказательству;
— подтверждение истиннос­ти своей веры. личным праведным бытием.
Последний момент является наиважнейшим для Учения. Эти­ка должна быть жизненной. Вера обязана быть действенной. Не принадлежность к религиозной конфессии красит человека, а че­ловек — религиозную конфес­сию. Оскорбляющий же веру чу­жую тем самым унижает и свою собственную. Попирающий принцип свободного религиоз­ного самоопределения и агрес­сивно навязывающий свои взгля­ды другому сознанию — сам яв­ляется рабом ложных идей и предрассудков.
Учение Живой Этики закла­дывает, таким образом, твердый фундамент для взаимоуважитель­ного и плодотворного диалога различных религиозных систем, а также для четкого размежевания подлинной и мнимой религиоз­ности.
Живая Этика как метанаука
Живая этика есть метанаука, ибо ориентирует все науч­ные исследования (особенно так называемые естественные науки) на познание в первую очередь че­ловека как сложнейшего конденса­та всех существующих энергий и взаимодействий во Вселенной. Не низшее порождает высшее, а на­оборот, высшее дает импульс и направление развитию низшего, закладывает цели эволюции и оп­ределяет ее основные вехи. Посе­му не человека следует объяснять, исходя из известных на сего­дняшний день физических и хи­мических законов, я постигать физико-химические законы строе­ния и эволюции Вселенной сквозь призму человека, где важнейшую
конструктивную роль играют жи­вые акты его сознания. Мысль че­ловека объективна и материаль­на. Ее можно фиксировать разно­образными техническими прибо­рами. Она имеет цветность, вес и свой спин (вращательный мо­мент). Ее идеальные качества (четкость, гармоничность, нрав­ственный потенциал) имеют со­вершенно определенные физиче­ские параметры, доступные для экспериментального научного изучения. Лишь бы ученые памя­товали о том, что акты их собст­венной мысли также вполне объ­ективны и способны оказывать существенное воздействие на ре­зультаты экспериментов.
Таким образом, именно че­ловек — в соответствии с идеями Живой Этики — должен стать центральным и интегрирующим объектом внимания всех наук, тем синтетическим фокусом по­нимания бытия, где сходятся во­едино естественные и гуманитар­ные науки, древнее и современ­ное, западное (рациональное) и восточное(интуитивное) знание. Соответственно, самой важной интегративной наукой призвана в будущем стать обновленная пси­хология-, основанная на древнем принципе тождества макро- и ми­крокосмов и учитывающая до­стижения всех естественных и гу­манитарных наук. Внутри самого человека будут найдены ключи ко всем тайнам Космоса. Заглянув в недра человеческой души, наука будущего во главе с психологией откроет пути постижения много­образных проявлений всеначальной огненной энергии мирозда­ния, ибо каждая монада, подобно струне, вибрирует в унисон со всем универсумом. Она живет в стихии бессознательного со-зна-ния со всем мировым сущим, но в эволюционной перспективе — как утверждает Учение — призва­на стать сознательным со-твор-цом Вселенной, владеющим мо­щью огненных энергий. Именно степенью осознания своей прича­стности к жизни мирового цело­го и ответственностью за каждую мысль, посылаемую в простран­ство, определяется место любой монады в единой Иерархии Кос­моса.
Это метанаучное понимание космической эволюции, еще вчера казавшееся фантастичес­ким и бездоказательным для критического научного ума, с каждым годом получает все более строгое научное — эмпирическое и теоретическое — обоснование, Более того, основополагающие принципы современной постне-классической науки, начавшей складываться со второй полови­ны XX века, в той или иной мере являются подтверждением посту­латов и предсказаний Живой Эти­ки, сделанных еще в 20 — 30-х го­дах прошлого века.
Антропный принцип в космо­логии фактически подтверждает идею Живой Этики о том, что не­возможно устранить человечес­кую составляющую ни из бытия, ни из познания. Сам человек есть и замок, и ключ к тайнам миро­здания. В какой бы предмет он ни вглядывался, казалось бы, самый что ни на есть объективный и без­жизненный, — за ним всегда бу­дет проступать живой человечес­кий лик, как неустранимый субъ­ективно смысловой фон познава­тельной деятельности.
Но вслед за этим наука неиз­бежно должна будет признать, что и внутренняя жизнь духа вполне объективна и специфиче­ски материальна. Она имеет са­мое прямое отношение к тому, что может, а что не может по­знать человек. У него всегда есть и внутренние границы, и внут­ренние резервы понимания себя и мира. Фактически же антропный принцип, если его последова­тельно осмыслить сквозь призм] Живой Этики, означает прямую зависимость глубины и широты постижения бытия от нравст­венного состояния человеческого духа. Чем благородней и бескорыстней ученый живет и мыслит, тем более важные и существенные закономерности бытия открыва­ется перед ним. Воистину все бо­лее актуальной становится гени­альная пушкинская мысль, что гений и злодейство две вещи не­совместные.
Основополагающая роль выс­шего по отношению к низшему, будущего по отношению к про­шлому выявляется через крае­угольное понятие аттрактора в современной синергетике, т.е. оп­ределяющего влияния будущих возможных состояний системы на настоящие процессы ее само­организации. Таким образом, в науку вновь возвращается клас­сическое аристотелевское поня­тие «энтелехии» — целевой при­чины, без чего, как выясняется, невозможно не только рацио­нально понять поведение и раз­витие живых систем (к этому би­ологическая наука пришла до­вольно давно), но и эволюцию физико-химических процессов на Земле и в Космосе. Знаменатель­но, что в Учении существует важ­ное и очень емкое понятие Кос­мического Магнита. Обращение к нему позволило бы ученым разных специальностей более па­норамно осмыслить феномен целевой детерминации в процес­сах самоорганизации, по-новому подойти к роли идеально-инфор­мационных начал в существова­нии природных и социальных объектов.
Наконец, принцип глобаль­ного эволюционизма выступает ес­тественнонаучным подтвержде­нием идеи бесконечного эволю­ционного совершенствования Космоса, которую последователь­но проводят все книги Учения. Другое дело, что наука должна будет по-новому взглянуть на этот глобальный эволюционный процесс.
Во-первых, он имеет не сугу­бо спонтанный и естественно-природный, а необходимый и идеально-промысленный в своих
существенных чертах характер. Над нашей Вселенной — ее базо­выми параметрами и эволюци­онными закономерностями — работали Совершенные Созна­ния, намного превосходящие наш нынешний земной уровень. В Учении они, как известно, носят название Огненных Логосов. Мысль, дух, идеальное начало (мы здесь не будем вдаваться в тонкие различия этих категорий) не есть нечто вторичное и произ­водное от эволюции первона­чально безжизненной материи, как утверждали позитивистские разновидности материализма трех последних веков. Напротив, творчество духа определяет и на­правляет все эволюционные ма­териальные преобразования. Не физический Космос предшествует мысли, а мысль предшествует рождению физического Космоса. Это вовсе не означает, что мысль и дух внеприродны (просто При­рода — это не только видимый телесным оком мир), а также не исключает ни свободы воли мо­над, ни исключительного значе­ния матерински-материального начала Космоса. В сущности, са­мо грубое противопоставление духа и материи несостоятельно, ибо весь эволюционный процесс на всех его ступенях есть лишь различные формы их взаимодей­ствия, начиная от иллюзии их оторванности друг от друга в земном плане и кончая понима­нием их органического огненно­го взаимопроникновения на выс­ших ступенях эволюции. Там мысль непосредственно облече­на в видимую огненную первоматерию — ту самую творящую мощь, посредством которой в Ко­смосе утверждаются и сокруша­ются целые миры.
Во-вторых, науке необходи­мо существенно переосмыслить цели и, соответственно, критерии глобального эволюционного процесса. Он имеет четкую и яс­ную направленность: от менее — к более совершенным формам со­знательной жизни в Космосе в зависимости от творческого и нравственного потенциала созна­ния. Целью эволюции является все осознающее и за все отвечающее творящее сознание, каждый ог­ненный акт мысли которого есть одновременно и факт мирового бытия. Здесь пропадает уже вся­кое различие между мыслью и бытием, субъектом и объектом, индивидуальным и сверхиндиви­дуальным. Отсюда следует и весьма интересный практический вывод: бессмысленно искать бра­тьев по разуму, — которые, несомненно, существуют, — по прояв­лениям в Космосе их техническо­го могущества. Вовсе не техниче­ская мощь является критерием прогресса. Это — абсолютно лож­ная проекция нашей собственной тупиковой техногенно-потребительской линии цивилизационного развития на эволюцион­ные процессы во всей Вселенной. Надо не столько телескопами просвечивать небосклон в поис­ках признаков глобальной техни­ческой деятельности (что само по себе, конечно, невредно), сколько прежде всего обновить и просвет­лить свое собственное сознание, дабы братья по разуму непосред­ственно обнаружили свое влия­ние и свое присутствие. Все вели­кое всегда рядом, и его просто нужно научиться видеть.
Нравственное и ответствен­но творящее сознание — вот и подлинный исток, и самый дейст­венный фактор управления, и ис­тинная цель мирового эволюцион­ного процесса, по учению Живой Этики. И разве не к этому выводу медленно и мучительно движется современная научная мысль, тер­заясь крайностями постмодерниз­ма и сциентизма? И разве все со­временные дискуссии вокруг так называемых проблем биоэтики подводят нас не к этому единственно возможному выводу?
Думается, что ученые разных специальностей вполне могут взять ряд конкретных научных
предсказаний Живой Этики для непосредственной эксперимен­тальной проверки. Пусть подой­дут к ним сугубо критически, лишь бы непредвзято. Здесь мо­жет быть использована известная в науке процедура фальсифика­ции, заключающаяся в попытке опровержения теоретических представлений на основании оп­ровержения выводимых из них эмпирических следствий. Уче­ние, как метанаука, всегда и при­зывало ученых именно к такому критическому к себе отношению, ибо подлинные истины всегда бесстрашны, а подлинно свобод­ное сознание всегда открыто для диалога.
Так, для физической науки крайне актуально изучение фи­зических обнаружений человече­ской мысли, а также механизмов ее взаимодействий с раститель­ными и животными формами. Для современной химии — выяв­ление химического влияния лу­чей планет и звездных систем на земные реакции и процессы. Здесь, в частности, могут быть ус­пешно привлечены данные астро­логии. Для биологической науки исключительно важны установ­ление научного содержания по­нятия «прана», а также проверка предсказаний Живой Этики об особом значении некоторых рас­тений и продуктов жизнедеятель­ности животных в качестве нако­пителей и трансмутаторов праны. Для физиолога особый инте­рес может представлять учение о чакрах — нергетических центрах организма, а также связь той или иной группы крови у человека с той или иной планетой Солнеч­ной системы и одним из четырех первоэлементов Космоса (водой, землей, воздухом и огнем), изве­стных еще с античности. Здесь опять-таки могут быть успешно проанализированы древние аст­рологические и психотехнические сведения. Для медицины бесцен­ны замечания о значении балан­са психической энергии в поддер­жании здоровья и при лечении человека, о роли психической
энергии самого врача, а также данные об особом медико-биоло­гическом влиянии высокогорья на здоровье человека и его эволю­ционное совершенствование.
Пусть психолог внимательно изучит данные об одержании и психическом яде империле, а са­мое главное — о роли сердца в гармоничном функционирова­нии психики; историк всерьез задумается об эпохах процвета­ния в человеческой истории, ког­да у руля государств вставали благородные вожди, прислуши­вавшиеся к советам Братства. Со­циолога могут заинтересовать принципы подлинно общинного и братского социального едине­ния, основанные на мощи объе­диненного сознания и единстве жизненных целей. Для юриста бу­дет поучительно прочитать о фундаментальных космических законах, которыми должно руко­водствоваться государство, если оно хочет, чтобы в нем царили мир и процветание, а также о краеугольном значении мораль­ного облика тех, кто призван от­правлять правосудие и устанав­ливать законы. Для эколога по­лезно узнать о сущностных исто­ках экологических кризисов, ко­торые уже не раз случались в че­ловеческой истории; о роли раз­личных растений, животных и минералов, а, самое главное, — живой человеческой мысли в поддержании глобальных и реги­ональных биосферных балансов на Земле.
Этот список можно продол­жать и продолжать, не рискуя ис­черпать его. В сущности, предста­витель любой научной и техниче­ской дисциплины найдет в книгах Учения утверждения и замеча­ния, способные подвигнуть его на новые исследования и открытия. Рискну высказать в этой связи ключевой тезис о Живой Этике как метанауке: прогресс любой на­уки и успех любого ученого в XXI веке будут определяться тем, на­сколько они способны прислу­шаться к предупреждениям и на­учным предсказаниям Живой Эти­ки. Эти предсказания и преду­преждения всегда кратки, носят стратегический характер и всегда оставляют место для свободного творческого поиска. Учение ни­когда и ничего не дает в оконча­тельном и завершенном виде, но оно никогда и никого не направ­ляет по ложному пути.
В науке, как и во всех осталь­ных сферах жизни. Живая Этика лишь открывает человеку горние вершины, дотоле бывшие скрыты­ми от него. Но до этих вершин каждый должен дойти самостоя­тельно. И каждый сам изберет се­бе тропу восхождения.
Живая Этика как метафилософия
Живая Этика есть метафило­софия, ибо утверждает ор­ганическое диалектическое един­ство духовных и материальных, информационных и энергетичес­ких, структурообразующих и эн­тропийных процессов в едином эволюционирующем организме Вселенной. Она по-настоящему синтетична, преодолевая как сциентистские (типа структура­лизма и позитивизма), так и антисциентистские (типа экзистен­циализма и постмодернизма) ту­пики современной философской мысли, вбирая в себя позитивные моменты и светских, и религиоз­ных, и материалистических, и идеалистических, и тяготеющих к науке, и смыкающихся с искусст­вом философских систем.
Учение апеллирует и к логи­ческому разуму, и к философ­ской интуиции, и к непосредст­венному жизненному опыту, и к эмоциональному переживанию. Оно не противопоставляет муд­рость прошлого современным интеллектуальным построениям, данные науки — философскому умозрению, неизбежные субъек­тивные предрассудки и установки мыслителя — твердому и ясному теоретическому доказательству.
Живая Этика настаивает на том, что возможно и необходимо покрыть любое узкое отрицание и
однобокое суждение — синтетиче­ским всеобъемлющим утверждением; интеллигентскую нервную гордыню и предвзятость — спо­койным смирением и широтой видения. Учение учит постигать содержательное единство противоположностей там, где абстракт­ный философский рассудок но­ровит увидеть сплошные формально-логические противоречия. «...Познавание должно быть свободно от предрассудков, — сказано в книге "Надземное". — ...Можно убедиться, что даже в древности умы исключительные не боялись помыслить о живом пространстве. Иногда они населя­ли его своеобразно под давлением толпы, но все же полет их мысли был широк. Мы познавали и ма­териально, и идеально, чтобы прийти к заключению, что оба образа мышления в своем выс­шем выражении приходят к единству. Не нужно подозревать, что Мы хотим навязать свое убеждение, Мы лишь желаем снять цепи, затрудняющие шаг человечества».
Живая Этика — это синархия мировой мудрости, говоря языком П.А. Флоренского, собирающая в единый гармоничный букет все глубокие и прекрасные цветы мыслей, щедро рассыпанные по дорогам столетий. Не случайно Учение принимают и чтут носи­тели вроде бы совершенно раз­ных философских школ и куль­турных традиций — буддисты и атеисты, христиане и марксисты, европейцы и азиаты. Живую Эти­ку принимают в качестве миро­воззрения люди самых разных профессий и возрастов. Ее идеи и краеугольные понятия зачастую выступают важнейшим средст­вом межчеловеческого взаимопо­нимания.
Живая Этика может по пра­ву называться метафилософией еще и потому, что вновь, с вы­соты исторического опыта, на­копленного цивилизацией, возвращает человека к древней и
вечной антропологической ис­тине, что он, человек, не сугубо земное, телесное и смертное — конечное — существо, а беско­нечный и бессмертный творчес­кий дух, призванный творить и дерзать в бескрайних простран­ствах Космоса. Он может и дол­жен познать все в окружающем мире. Он призван испытать все переживания и промыслить все фундаментальные ходы мысли, кроме одной мысли и кроме одного переживания, не совмес­тимых со званием человека-творца: чувства успокоенности и мысли о вечном блаженстве.
Никогда и нигде не будет монаде покоя, а будет вечное преодоление, вечное восхожде­ние и вечное космическое твор­чество. Иначе — неизбежные разложение и смерть. Разве этот простой и суровый вывод, предъявляющий высочайшие требования к личности и, одно­временно, устремляющий ее по пути свободного и ответствен­ного самосозидания, не возвра­щает нас к исконному понима­нию философии как любви к мудрости? И как это контрасти­рует со страстью к безответст­венному суемудрию, иструхля­вившему современную фило­софскую мысль!
Живая Этика, как любовь к мудрости и как мудрая любовь ко всему сущему, как Весть са­мой Софии — Премудрости Божией, — не дает никаких оконча­тельных мировоззренческих и методологических формул. Это противоречило бы и подлинному философствованию, и Истине с большой буквы. Учение лишь расставляет метафизические вехи и вдохновляет на самостоятель­ный философский поиск, дели­катно подсказывая, но никого не ведя за руку.
Живая Этика есть подлин­ная метафилософия, ибо явля­ется лучшей школой система­тического и синтетического, свободного и ответственного,
ясного и благородного философ­ского мышления.
В целом же исследование метафизических начал бытия не занимает центрального места в учении Живой Этики. Эти нача­ла гораздо обстоятельнее анали­зируются в «Тайной Доктрине» Е.П. Блаватской и еще ждут сво­его нового прочтения, адекват­ного условиям нынешнего века. Важнейшим же достоинством Живой Этики служит то, что она есть прежде всего метапсихологическое учение о повседнев­ном личном совершенствовании человека. Не познание — условие нравственного и духовного совер­шенствования, а наоборот, лич­ное самосозидание — через избав­ление от дурных черт характера и обретение положительных психо­логических качеств — есть важ­нейшее условие приобщения к фун­даментальным законам и исто­кам мирового бытия. Соответст­венно, смысловые глубины и творческие вехи, расставленные Учением, будут раскрываться лишь постепенно, по мере ду­ховного восхождения и человека, и всего человечества в целом, ибо постепенно формируется интегральная познавательная (а точнее — метапознавательная) способность сознания — сердеч­ное чувствознание.
Не будет упрощением ска­зать, что раскрытие метапознавательного потенциала Живой Эти­ки в XXI веке напрямую будет связано с открытием и утвержде­нием особой роли сердца в суще­ствовании человека и общества. Или нынешний век будет веком сердца, или человеческая история навсегда завершится, — таково, как мне представляется, ключевое предсказание-предупреждение Живой Этики как синтетическо­го метазнания.


Главная страница
Научный отдел статьи

Хостинг от uCoz